Эмануэль Левинас. «Лицо другого». Урок от 5 мая 2022

[мы смотрим ролик о Левинасе на смеси французского с ивритом, и, на наше счастье, есть титры на иврите]

«Не убий» — это первая заповедь, связанная с лицом. (Голос за кадром, по-видимому, Левинаса). «Не убий» — это первая заповедь лица.

Говорят, взгляд — это всегда признание, понимание.

Есть в лице что-то угрожающее, как будто приглашающее к насилию. И, одновременно с этим, лицо запрещает нам убивать. То есть, лицо это какая-то угроза, лицо «приглашает» насилие и лицо запрещает нам убивать. Лицо говорит нам «не убий».

Кто об этом говорит еще? Об этом говорит ещё Гешель, который говорит, что «ты не можешь убить человека, когда ты глядишь ему в лицо».

Когда ты видишь нос, глаза, лоб, щеки, ты можешь нарисовать их, описать их – это значит, что ты обращаешься к другому, как объекту. Самый лучший способ смотреть на другого —  это не обращать внимание на цвет его глаз.

Другой человек, который вначале это часть большого мира, который включает все вещи в мире, всё представление мира, весь «спектакль» мира, и другой человек как бы делает дырку в этом «спектакле».

Он появляется, как лицо, которое не есть просто пластический образ. Лицо превращается в мою обязанность. Призыв, обращенный ко мне, приказ, заповедь, чтобы служить этому лицу. Когда кто-то на меня смотрит — это приказ, который требует от меня чего-то — я называю это приказание лица.

Божественная речь, которая обращена к лицу, как Всевышний, который говорит ко мне, обращаясь ко мне лицом к лицу.

Але́н Финкелькра́ут, философ:

Я обнаружил Левинаса случайно. Он заставил меня думать о мире и это тоже очень важно от философии. Он один из тех философов с которыми я советуюсь.

Есть два типа книга. Есть книги, которые мы прочитали. И есть книги, которые мы читаем постоянно. Те, что мы прочитали — есть наверно много таких книг, и мы забыли о них о всех. И есть книги, которые читаем постоянно —  эти книги изнашивается, стираются.

Потому что мир, реальность составляет нас снова и снова возвращаться и перечитывать их. Книги Левинаса относится к этому маленькому набору книг, наряду с такими философами, как Арендт, Ницше и Хайдигер.

Жак-Лок Марион:

Левинас это один из двух французских философов, которые оставили отпечаток на истории философии 20 века.

Я думаю, что если бы не Левинас и Бергсон, то многие вопросы никогда бы не были заданы.

Это была привилегия познакомиться с таким человеком.

Эмануэль Левинас родился 1906 году в городе Ковно в религиозной семье. Уже в детстве он научился читать Танах на иврите. У отца было лавочка книг и письменных принадлежностей. И молодой Левинас всегда был окружён книгами.

Русская литература, особенно Достоевский, пробудила его интеллектуальное любопытство.

Революция заставила семью переехать на Украину и потом вернуться.

В возрасте 17 лет он оставляет семью и едет учить философию во Францию в Страсбург.

Один из студентов, которые там учатся  — Морис Бланшо. Они становятся друзьями на всю жизнь.

Их объединяет любовь к литературе и также и новому философскому направлению в феноменологии.

Левинасу очень нравятся писания Гуссерля, отца феноменологии. Это немецкий философ, который пытался создать всеобъемлющей метод, который основан на взгляде, как придающим смысл явлением. (Оказывается, феноменология это идея, что взгляд наблюдателя, как мы всегда говорим, придает смысл явлениям).

Эта система мне тогда представлялась очень интересной.

Я поехал встретить Гуссерля, чтобы познакомиться с ним.

Я обнаружил нечто важное, что его теория развивается и получает некоторый поворот у Хайдеггера.

Хайдеггер — это великий человек. Самый большой пророк, удивительным образом, появившийся на академическом и интеллектуальном горизонте Германии, потом Европы вообще.

Левинас взял у Хайдеггера самую глубокую идею его философии.

Изучение истории западной мысли, показывает, до сих пор один вопрос никогда не задавался: вопрос о бытии.

Хайдеггер был философ, который выступал против того, что поиск смысла относится к точным наукам.

Наоборот, Хайдеггер искал смысл в человеке, поскольку человек подходит к бытию, обращается к бытию.

В этом смысле человек — это место, в котором существование приобретает смысл. (Где находится смысл? — Получается во взгляде человека на мир).

Как можно это понять? Ведь это самое сильное переживание — наше собственное существование, существование мира перед нами. Это переживание, которое каким-то образом, начиная с Просвещения, люди оставили за своей спиной.

Как научил нас Кант, величайший философ Просвещения, мы «заключены» в нашем сознании. Мы «заключены» в том, что мы способны встретиться с миром только через самих себя, через собственное сознание.

Ницше разрушил некоторые эти основания. Но кто сделал полную деконструкцию Канту —  это был Хайдиггер.

Что на самом деле важно? – Это мир, который существует, вещи, с которыми мы встречаемся. И человек должен раскрыть себя для переживания этой встречи. Открыться, чтобы встретить этот мир.

*

Хайдеггер вернул к жизни слово «мир».

С Хайдеггером пробудилось заново действие слова «бытие» — being.

Cнова появилось измерение события, события бытия.

Обычно мы воспринимают слово «бытие», как имя существительное, но это глагол — это от слова «быть», «бытие».

Я думаю, что философская мысль без Хайдеггера это, какая-то наивность.

У Хайдеггера есть прямой путь к «айн», «ничто», отношение к смерти; страх, который появляются, как аутентичный путь, как прямое переживание «айн», «ничто».

Он представляет Хайдеггера, как философа, величие которого в том, что он научил нас думать о чем-то, что философский язык не позволяет.

То, что интересует Левинаса в этом контексте — это вопросы, которыми Хайдеггер занимается впервые.

Такие вещи, как страх, скука, как забота — вся структура бытия навстречу смерти — это структура, которая связана с существованием человека в мире.

Левинаса это поражает, потому что он, молодой ещё человек, вдруг обнаружил возможность говорить о вещах, которые очень близки к нам на языке, которые все еще остается философским.

С одной стороны есть вопрос: «что есть смысл бытия?». С другой стороны, есть частный вопрос: «как в общественном пространстве я могу быть верен себе, аутентичен».

Большую часть времени мы далеки от бытия, мы находимся внутри стада или под какой-то диктатурой анонимности, которая не позволяет нам быть аутентичными.

*

В двадцать девятом году Левинас приглашается Хайдеггером на международный философский съезд в Дабусе – это такой курортный город в Швейцарии.

В процессе этого съезда произошло одно из важных философских событий двадцатого века.

В двадцать седьмом году вышла книга Хайдеггера «Бытие и время» — она была очень популярна. Все читали эту книгу, все удивлялись, говорили «это фантастика».

Против него был приглашен философ классический кантианец Эрнст Кассирер. Их дискуссия выражала дух конфликта 20-х годов. Дискуссия была «возможна ли Просвещение в 20 веке?».

(Интересно, что ещё в двадцатых годах пробудился вопрос «релевантно ли Просвещение в 20 веке»)

Кассирер написал несколько очень важных книг. Он был большой мудрец, он был большой философ. Ясно, что он не мог устоять перед харизмой Хайдеггера.

Кассирер — это еврей, который не просто воспринял идеи Просвещения, он нёс эту идею Просвещения в качестве еврея.

Он выпускает научное издание Канта.

Он самый важный философ культуры в Германии.

Он изобретает философию культуры.

Он ректор Гамбургского университета и так далее.

Он высокий, элегантный.

Хайдеггер выглядит, как плотник с демоническими глазами.

Он приходит одетым в лыжный костюм и ему не важно, если он испачкался в грязи. То есть, есть там противоположности.

Хайдеггер «стёр» Кассирера, то есть, в этой дискуссии победил Хайдиггер.

Кассирер был гораздо старше.

Через десять дней был большой вечер, большая вечеринка в конце этого съезда и решили сделать представление про всю эту дискуссию.

Кто-то был выбран, чтобы изображать Хайдеггера.

Левинаса взяли, чтобы изображать, представлять Кассирера.

Потом он огорчался, что он принимал в этом участие.

Он играл осла, на котором второй студент, который изображал Хайдеггера, едет верхом.

Люди это запомнили на много лет, насколько Левинас смеялся над Кассирером.

Его смех просто уничтожил его, люди катались по полу от смеха.

Одно из выражений, которые он кричал от имени Кассирера было: «я пацифист». Но, в конечном счете, и философия Левинаса она пацифистская.

…Я думаю, что он очень раскаивался, потом за то, что он сделал, как молодой студент.

Я думаю, что он понял такую глубокую проблему — не только в том, что Хайдеггер присоединился к нацистам — биографический, факт. Но насколько вся его философия, разрушительна и страшна.

И насколько европейская философии 20 века, в Европе это проблемная философия, которая снова поднимает важность земли — как это ни странно — важность традиции, важность культуры, важность группы.

*

Уже в тридцать третьем году с приходом нацистов к власти, Левинас написал статью, почти пророческую, которая указывает на разрушительный потенциал учения Хайдеггера.

Он считает, что не случайно доминантная радикальная партия Германии очарована идеями Хайдеггера о бытии.

Эти идеи соответствуют нацистским племенным представлениям.

Левинас пишет: что Германия, германцы считают, что страдание? реальней чем мысль, чем разум. Что истина — это страшный крик экзистенции, которая пытается выжить.

*

Это текст Левинаса, который называется «Всем собакам в мире или естественное право». Он есть в книге «Тяжелая свобода».

Он рассказывает нам о встрече с маленькой собакой.

Он был пленным во время второй войны в Германии.

Он был французским солдатом – и это то, что спасло его от уничтожения. И вот, в середине долгого периода плена, на несколько недель и перед тем, как нас выгнали часовые, в нашей жизни появилась маленькая собачка.

Когда мы возвращались с работы под сильной охраной. Она нажива в каком-то заброшенном углу лагеря.

Мы ее называли Боби.

Она появлялась на утренних поверках, и ждала нас, прыгала и лаяла с радостью.

Для неё было совершенно ясно, что мы люди.

Для этой собаки мы были людьми.

Левинас считает, что человек человеку не волк.

Человек не некто, кто хочет убить.

В источнике, в природе своей, он не рождается, чтобы убивать. Но убивает.

Я думаю, что философия Левинаса родилась из того, что человек осуществлял массированное убийство в Освенциме.

Философия Левиноса — это постоянный ответ на это.

*

После Освенцима у Бога нет оправдания.

Если все еще существует вера — это вера без оправдания Бога.

Невозможно оправдать Бога.

*

В конце второй мировой войны он обнаруживает, что большая часть его семьи погибла.

Его жена и дочь спаслись.

Им помогли спрятаться в монастыре на юге Франции.

Левинас возвращается в Париж и становится директором еврейской школы по подготовке учителей для системы альянса.

Этим он занимался следующие 30 лет.

В это время он встречает человека, который становится одним из его великих учителей.

Шошани.

Был это человек странный, скрытный, Шошани. Он появлялся в нескольких местах в Израиле, во Франции, даже в Южной Америке.

Очень мало кто его понимал, но всех он удивлял и потрясал.

Для меня тоже Шошани было Сократом.

Если бы ты встретил его на улице, со сказал: кто это? Это какой-то бездомный…

Удивительное в нём было его знание еврейских книг.

В комментариях на комментарии на комментарии.

Все это он знал наизусть.

И ты мог проколоть том Талмуда и спросить, что находится на той странице? Он мог тебе ответить.

Визуальная память.

*

Буква говорит к тебе. Я не считаю, что Бог продолжает говорить.

Но ты не сталкиваешься с пониманием, которое установлено раз и навсегда. С помощью буквы ты выбираешь понимание.

Это комментирование, интерпретация, которая меня всегда интересовала.

Я нашел это у Шошани,  совершенно удивительное исследование буквы.

В христианских источниках, комментариях на еврейские тексты есть определенное отторжение от письменной буквы. Есть противопоставление буквы и духа. Но буква — это след появления духа. И поэтому можно найти в ней, наверное, что-то также сейчас.

*

В наших древних молитвах молитва начинается со слова «ты» и завершается словом «он».

То есть, чем больше ты приближаешься к «ты», тем дальше ты отдаляешься к «он».

Нет «лицом к лицу» с богом, но только опосредованно.

*

Бубер считал, что я смотрю сейчас тебе в глаза и есть какой-то момент милости. Я могу проникнуть внутрь твоих глаз и, как бы почувствовать твой внутренний мир.

Левинас говорит: «нет, это невозможно, ты всегда остаешься «другим»».

Представь себе двух друзья действительно любящих друг друга. В какой-то романтический момент, эротический момент они хотят проникнуть друг в друга.

Но во внутренний мир другого они не могут войти.

Ты находишься перед чем-то бесконечным, что ты не можешь вместить его внутрь своего мира.

Хотя ты можешь почувствовать немножко, но это как бы.

Это раскрытие через лицо. Это идея лица, это не обязательно лицо — это все тело может превратиться в лицо.

*

Рав, профессор Даниэль Эпштейн:

(Здесь выделяется, «И говорил всевышний к Моше лицом к лицу»).

В Торе, особенно в книге Шемот, мы читаем: «лицом к лицу говорил Всевышний к народу». Но он говорил к Моше.

Всевышний говорит к Моше, как говорит человек своему другу.

Мы слышим здесь эту идею параллелизма между…

Мы видим, что стоять перед Всевышним, и стоять перед лицом человека – это одно и то же, в каком-то смысле.

Удивительно, что Писание не скрывает, что лицо, перед которым человек стоит, невидимо.

«Моё лицо не будет видно».

Парадокс, который я упомянул, про смысл лица другого человека, которое появляется.

Он говорит, и также прячется за своим внешним проявлением.

Внешнее проявление это какой-то это фильтр, какая-то маска.

Я со своими понятиями, ожиданиями. Но другой тоже , с его внешним проявлением.

Это стоит между нами.

Все это появляется в Торе во встрече между человеком и Богом.

Человек борется здесь со смыслом, того что Левинас называет «этический смысл лица».

Бог это не объект.

В еврейской традиции бог никогда не был Великим Объектом, какой-то идеальной метафизической сущностью.

Или с помощью иконы, картинки, или с помощью понятий нарисовать её.

Он целиком выражается в своих словах. Он целиком выражается в своей речи.

Левинас берет эту идею, и переводит ее с языка религиозного на язык этический.

Он даже не упоминает это ни одним словом.

Тот кто слышит философский текст — он слышит, как в этом тексте откликается танахический текст.

(До сих пор видео).

Я думаю, что можно пробовать остановиться, попробовать понять, что он здесь услышал.

1:05:20

Я могу, так сказать, что это кажется безумно интересным, совершенно непонятным.

Стоит копать дальше.

Интересно, что он каким-то образом… он соединяет, каким-то образом он соединяет понятия танахические с понятиями философскими.

Это кажется, безумно интересным.

Есть, его книги на русском, можно поискать Левинаса в google, и есть книжки в свободном доступе. Я пытался их читать и ничего не понял.

Ничего не понятно.

Когда ты читаешь книгу — все это выглядит настолько абстрактным, настолько сухой философией. А здесь он тебя показывает, как красиво это все развивается, какой конфликт между ними и Хайдеггером, который тоже нужно ещё понять, в чем они конкретно конфликтуют.

Он говорит, что это не случайно, что Хадеггер пошел к нацистам и, что есть что-то в его философии, что-то опасное. Учение Левинаса в каком-то смысле это ответ на Хайдеггера, так я понял.

Тонкие какие-то вещи, которые тяжело схватить. С другой стороны современная религиозная философия в значительной степени основана на таких именах, как Левинас, Лакан и так далее.

 

Хочется начать понимать вообще, что лежит в основе тех книг, которые мы пытаемся читать в последнее время.

Этот Эли Шейнфильд, с которого мы начали, он говорит, что вот он был тинейджером, который приехал в Израиль. Он уже рав Кука знал наизусть, мог его цитировать, но чувствовал, что это не отвечает на его вопросы. А потом он встретил вот Бени Леви, про которого мы читали его удивительную биографию. И Бени Леви дал книгу Левинаса.

И он сказал: если это бог Бени Леви и Спинозы, то я готов быть религиозным.

Так что мы ищем дальше вместе с вами.

 

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Buzz
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир

Оставьте комментарий