(продолжаем переводить Гешеля «Б-г ищет человека«)
Существуют два образа мышления: первый из них занимается понятиями, а второй – ситуациями. В наше время это разделение все больше набирает силу, занимая место старого конфликта, разгоревшегося в 19 веке — между наукой и религией. Это конфликт между образом мышления, занимающегося в основном определенными духовными понятиями, и между образом мышления, в центре которого находится состояния человека. Понятийное мышление – это акт рациональный, в то время как ситуативное мышление заключает в себе также внутреннее переживание. В то время, как человек высказывает свое суждение по тому или иному вопросу – он также сам подвергается суду. Понятийное мышление удовлетворяет наши потребности, когда мы хотим расширить наши представления о мире. Ситуативное мышление необходимо, когда мы хотим постичь темы, от которых зависит самая суть нашего существования.
В эру атома невозможно говорить о будущем человеческого рода так же, как говорят о погоде. Было бы ошибкой удалить из такого рода разговора страх, трепет, скромность и ответственность, которые являются, или по крайней мере, должны являться, частью дискуссии не в меньшей степени, чем сама атомная энергия. То, что стоит перед нами – это не просто абстрактная проблема, но – состояние, частью которого являемся мы сами и мы полностью вовлечены в него. Мы должны исследовать ситуацию, для того, чтобы постичь проблему.
Подход, характерный для понятийного мыслителя – это отдаление и отрыв: субъект находится напротив объекта, совершенно от него не зависящего. Для ситуативного мыслителя характерны забота и заинтересованность. Субъект обращает внимание на то, что он сам находится в ситуации, требующей понимания.
Начало ситуативного мышления – не в сомнении или отрыве, но в удивлении, страхе, вовлеченности. Философ действует как свидетель, а не как бухгалтер, ведущий счета чужих людей. Если нет вовлеченности с нашей стороны – это значит, что проблема не находится перед нами. Если мы не влюблены или мы не помним со всей четкостью, что мы переживали, когда мы были влюблены – это значит, что мы ничего не знаем о любви. Творческое мышление не пробуждается из занятия темами, затрагивающими других людей, но лишь из занятия личными проблемами. Так, например, в отношении вопроса религиозной философии: вопрос не в том, как (абстрактный) человек приходит к постижению Б-га, а – как мы (конкретно, лично я) приходим к этому.
В более глубоком смысле, философ никогда не является сторонним наблюдателем. Его мудрость – это не «товар», производимый по заказу, а его книги – это не сборники респонсов. Мы не должны относиться к его книгам как будто бы это зеркала, в которых отражаются проблемы других людей, но нам следует рассматривать их как окна, позволяющие нам проникнуть в глубь души автора. Философы не исчерпывают всю свою силу и все свое стремление, иначе как когда они сами подвержены влиянию своего творчества. Душа не соединяется с самою своей сутью иначе как в то время, когда сердце полно чувства. Тяжелые вопросы, стучащие в сердце философа – это сила, заставляющая его трудиться ради истины. Вся философия это apologia pro vitra sua – речь защитника, защищающего самою свою жизнь.