Рав Шагар. Тания – язык и действительность

«Постмодернистский» комментарий на вторую часть Тании. Баал Шем Тов «открыл» (или объяснил), что слово Вс-вышнего творит мир. Постмодернизм объяснил примерно то же самое в отношение человеческого языка. Рав Шагар объясняет, что, по сути, это одно и то же.

[Пару технических замечаний: настоящий текст – это перевод с неотредактированного подстрочника лекции рава Шагара. Вопросы в оригинале также отсутствуют, присутствуют лишь ответы рава, поэтому иногда теряется связь между предложениями. Также возможно, что какие-то моменты я просто не понял, текст достаточно специальный. Тем не менее – основная мысль представляется мне настолько свежей и оригинальной – что стоит попытаться понять, что рав Шагар хотел нам сказать.]

Внешнее и внутреннее: сопереживание и рефлексия

Можно объяснить это в нескольких аспектах – например, в аспекте внутреннего и внешнего. Как можно меньше нужно задержваться на внешнем. Когда ты учишь страницу Гемары, ты можешь сохранять позицию отстраненности для того, чтобы осмысливать «извне» строение текста и ход рассуждения, или же ты можешь «впрыгнуть» внутрь, чувствуя и сопереживая происходящему. Человек науки всегда будет сохранять отстраненность, и попытается исследовать вещи извне. В ешиве основная цель – вовлеченность, задавать вопросы, отвечать на них, а не создавать рефлексии. У каждого из этих подходов есть свои достоинства. С помощью внутреннего подхода ты постигаешь вещи из них самих, но проблема в том, что ученик учит, как он думает, что об этом должен был бы сказать Рашба, а не то, что на самом деле говорит Рашба.

С другой стороны, недостаток академического подхода в том, что он забывает о главном – внутреннем постижении происходящего. Тот, кто стоит снаружи – не понимает, что происходит внутри.

Когда ты читаешь книгу – ты должен забыть о себе, погрузиться в книгу. Или же ты должен постоянно сохранять бдительность, и постоянно держать руку на пульсе – какими методами пользуется автор? Цельность достигается двойным чтением – изнутри и снаружи.

Забывая о себе и целиком погружаясь в книгу – можно лучше ее почувствовать, проникнуть в ее дух и смысл. Но иногда расстояние между тобой и книгой велико, и ты не обращаешь внимания, что ты переживаешь происходящее с собственной точки зрения, не обращая внимания на то, что то, что написано в книге – написано с другим духом, из другого мира, совершенно отличного от твоего собственного.

Можно утверждать, что любое духовное творение состоит из самоидентификации с одной из сторон. Алтер Ребе объясняет, как творится открытие. Есть методическая работа. Человек трудится систематически, и достигает изначально поставленных целей. Как компьютер, который не создает ничего принципиально нового, но работает по заложенной в него программе. Творение чего-то, что не существовало ранее, это творение «из ничто» происходящее из сущности. Ты находишься внутри, и даешь вещам течь самим собой, и можно углубиться в это. Творение требует вовлеченности. Но если ты только стоишь снаружи и наблюдаешь – ты никогда не станешь творцом. Ибо наблюдатель – это называется вещественный взгляд, и само собой, то, что есть – есть в нем, но ничего нового не выйдет из него. Поэтому творение и открытие нового требуют самоидентификации и вовлеченности. С другой стороны, возможно, ты сделал великое открытие, но если ты не способен привести его в порядок, аргументировать его, перед другим человевком, который не пережил это, это, очевидно, большой недостаток, и не только в отношении того вопроса, который ты пытаешься объяснить, но в самом тебе. У тебя нет сосудов, чтобы вместить собственное открытие. Поэтому с этой точки зрения человек должен приучить себя смотреть на вещи с двух точек зрения – изнутри и снаружи.

В «Орот а-кодеш» рав Кук говорит об общем и частном, о человеке, обладающей «общей» душой, и поэтому неспособном заниматься частностями. Они мешают ему, раздражают и высушивают его душу. Внутреннее постижение, интуиция, не есть материя вещей, детализация, внешний вид. Во внутреннем постижении нет букв. Как только появляются слова – это выводит нас из области «хохма» к речи, который является уже внешней ступенью. Детализация требует взгляда извне. Ты смотришь на явление снаружи, даешь ему его определения, устанавливаешь его место.

Поэт не творит рефлективно. Он не говорит: вот цветок, и я хочу проанализировать, каково значение этого цветка, что в нем красиво. Это – не поэзия. Он переживает цветок, даже когда он занят частностями. Это, возможно, хорошая иллюстрация идеи (Алтер Ребе, приводимой в Тании) слов, растворяющихся в свете. В стремлении сердца либо в мудрости мозга. Когда есть свет – нет слов. Поэт пишет стихи, когда на него ниспускается дух. У него есть переживание, он не всегда осознает слова. Он не мыслит систематически, какое слово ему сейчас подойдет. У него это интуитивно, и слова появляются сами собой. Только тогда эти слова пробудят те чувства, которые он хотел пробудить у читателя.

Слова о словах

Какой смысл разговора о словах? Какой смысл, вообще, изучать хасидут? Ведь вся идея хасидизма – это не говорить, а чувствовать, переживать. Если так – было бы куда логичнее сказать главу из Тегилим, плясать или сказать лехаим. В определенном смысле, то, что мы здесь делаем – это анти-хасидизм, мы сидим за столом, и разбираем явление языка с научной точки зрения. Вопрос верен. Но важно понять две вещи: во-первых, взгляд извне позволяет тебе понять, что есть здесь две вещи – внешние параметры, и действительность, выходящая за рамки формальных определений. Такое понимание очень важно, оно ломает нам представление, что мы способны познать мир и понять его. Такой разговор, если он успешен – также передает переживание. Вдруг я начинаю понимать мир совершенно иначе, чем я понимал его до сих пор. Это «раскрытие» (הארה) на языке мистиков.

Второе: это соотношение между тем, как учиться водить машину, и самому водить машину. Или – между тем, как учиться играть на скрипке, и  играть на скрипке. Сначала, учитель показывает ученику, какие движения он должен делать, но «мамашут» (сущность, действительность) – это когда он сам ведет машину и когда он сам играет. Вместе с тем, если он не получит наставления, он также не сможет это сделать самостоятельно, или увидеть переживание, когда оно произойдет. Такое же отношение есть между разговором о молитве, и самой молитвой. Если разговор остается дипломированной лекцией о молитве – действительно, это мало чего стоит. Та непосредственность, к которой мы стремимся, не может быть воспроизведена извне. Это сама действительность («мамашут»), и ты или находишься в ней или нет. Вместе с тем, не следует принижать важность учения и наставления, ибо мы люди рациональные, и нам требуются логические аргументы и объяснения. В конечном счете, остается вопрос – или ты можешь молиться сам или нет.

Можно сравнить это с учением характеристик Вс-вышнего у Рамбама. Что «да» — невозможно описать. Но ты можешь сказать, что «нет». Например, знать, как избежать самообмана в вере. Такое учение очень важно, ибо большая часть людей ошибаются в этом.

Поэтому, я думаю, в хасидизме отсутствует систематическое изложение. Кроме Тании, которая таковой пытается быть. Весь хасидизм построен на «вортах» и кратких учениях. Ибо есть противоречие между систематическим рефлективным изложением, и между экзистенцией. Поэтому хасидизм не излагается как философия. Спонтанное самовыражение с помощью «вортов» и кратких «учений» лучше, с хасидской точки зрения, чем понятийная философия.

Язык, создающий реальность

Давайте вернемся к Тании, и попытаемся объяснить слова Баал Шем Това «Вовеки, Вс-вышний, слово твое стоит в небесах», которые Алтер Ребе приводит в нескольких местах, в частности, в начале «Шаар а-йихуд» гл. 1

«И вот сказано… и слово Б-га нашего восстанет вовек» – речение стоит внутри небес, и дает им жизнь – «как ничто буквально.. все творения… как перед шестью днями творения… Аризаль… также в неживой природе… облачается речь» – Б-жественная речь дает жизнь творению, это есть Б-жественная душа, находящаяся в каждом творении, высшем или нижнем, и даже в неживой природе. Если прекратится Б-жественное речение – мир исчезнет.

Я попытаюсь дать здесь интерпретацию этим словам с помощью современной философии. Можно обдумать, каково соотношение между моим объяснением и словами самого Алтер Ребе, ибо я объясняю его слова в совершенно иной плоскости, нежели та, в которой они были произнесены.

Когда я произношу слово, скажем «стул», каково соотношение между словом и тем, что я вижу перед собой?

Простая мысль, простая теория говорит, что слово – это лишь знак, указывающий на предмет – стул. Действительно ли это так?

Даже на самый первый взгляд мы можем понять, что слово «стул» содержит в себе больший смысл, нежели простое указание на объект. Это есть смысл идеи стула.

Дикари, у которых нет стульев – будет ли слово «стул» обладать для них тем же самым смыслом? Когда ты сосредотачиваешься на смысле слова «стул», ты говоришь с очевидностью – нет. Сущность, находящаяся передо мной – не есть стул, ибо слово «стул» подразумевает уже способ использования стула. Определение стула как стул не есть лишь определение того, что находится передо мной, но нечто более общее. Это легко понять.

Если углубиться еще более, мы увидим, что эти вещи идут куда дальше. Я вижу перед собой, например, предмет, на котором нарисованы различные рисунки. И вдруг я понимаю, что это стул.

Это доказывает, что я определил, я понял, что это – стул. Сначала я думал, что это творение искусства, а вот я понял что это стул. Давайте обсудим сущность, называемую «стулом» – пластина с четырьмя ногами, не идею стула. Находится ли это понятие в реальности или в мысли? Включает ли слово уже некоторое объяснение?

Если бы у меня было только одно слово «стул», разве его смысл не вклчюает в себя целую систему связанных понятий? Предположим, ребенок, который не понимает, разве он видит стул? Тот факт, что я могу соотнести себя со стулом, означает, что здесь есть пространство, и в этом пространстве я могу располагать вещи. Мы можем также попытаться провести психологический эксперимент, который на самом деле куда больше, чем просто психологический эксперимент. Попробуйте смотреть  на мир, не используя слов. Даже в мысли. Это очень трудно. Возможно, можно это сделать на долю секунды. Если мы попытаемся заглушить слова – мы обнаружим лишь куски мяса, бессмысленные сущности. Как Хазон Иш пишет в начале «Вера и надежда», когда он говорит о тайне мироздания. Я хочу сказать, что стих «и все, что назовет ему человек – это имя его» – что это как говорится в каббале, но мне кажется, чтоэ то смысл. Когда человека дает животным имена, он, в сущности, создает реальность. Язык, которым мы объясняем реальность… Как правило, мы считаем, что есть мир, и я пассивный созерцатель, я лишь описываю то, что есть в мире. Но это неверно. Можно сочинить сколько угодно языков. Вместо того, чтобы сказать, что солнце встает, и оно освещает день, можно сказать, что день встает, и он приводит с собой солнце. Можно ли доказать обратное? Соотношение может быть в точности обратным. Наш язык построен на метафорах, на грамматике, на формах объяснения. Когда то я читал книгу, которая описывает мир, в котором нет слова «я». Хотя это всего лишь слово, которым называют объекты, но без него картина мира быдет совершено иной. Я хочу сказать, что слово, речь не пассивны. Нет! Слова дают реальности ее смысл. Если бы мы были бы неспособны говорить не только устами, но даже в мысли, мир в таком случае бы просто исчез. Я могу предположить, что кто-нибудь скажет наоборот: мир существовал, но я не был способен его понять. Я могу сказать нечто бессмысленное: «кучу мучу» – разве это принесло бы тот  же свет, то же откровение, как если бы я говорил нечто осмысленное? Жизненная энергия изменилась. Но определенная жизненность, определенный свет все же существует в них. Свет бессмысленного набора букв. Но представьте себе мир совершенно лишенный смысла. Даже камни имеют смысл. «Каменность» – это то, как я объясняю себе камень, я говорю о нем. Но в мире, совершенно лишенном смысла – нет ничего.  То, что Алтер Ребе называет здесь «душой камня» – он имеет в виду сказать, что даже камень не есть некая замкнутая, чуждая, странная сущность, но есть у него смысл. Он находится в твоем мире, и ты знаешь, как им пользоваться в твоем мире. То, что делает это возможным – это слово. Она сообщает ему жизненную энергию и создает его как предмет. Убери слова, язык, и в тот же момент, камень исчезнет. Его смысл прекратит существовать. Посредством языка мир представляет собой не просто нагромождение бессмысленных сущностей, но нечто организованное. Мы чувствуем себя в нем как дома. Это чувство не происходит из мира, но от нас самих. Мы организовываем мир таким образом, что он приобретает смысл. Слово «стул» невозможно  отделить от сущности. Это не зависит от материи, но от слов. Слово не одиноко, но связано со всей системой языка.

Если ты говоришь, что животные не способны создать внешнее отображение, но полностью поглощены в реальности. Животное – часть природы, бытия. Если так – «существует» ли оно вообще? Рамбам в «восьми главах», когда он говорит что «также душа без знания не есть хорошо» считает, что нет. Он считает, что то, что сообщает человеку его Б-жественный образ – это сознание. Поскольку у животных, по мнению Рамбама, нет сознания, они не «существуют» (в экзистенциональном смысле. Переводчик). Они не существуют в смысле человеческого существования. По Рамбану, возможно, что есть боль (у животного), но нет того, у кого болит (животного).

Являясь частью природы – оно действует. Инстинктивно. Можно выучить из этого относительно слов Алтер Ребе. Так или иначе, если нет возможности создания образа, по крайней мере, с точки зрения человеческого сознания, оно не существует. Оно действует как часть природы.

Это имеет отношение к теории формы и материи. Философы сказали, что нет формы без материи, и нет материи без формы. Каждая сущность состоит из них обоих, и разделение между ними лишь в мысли. Есть такие, кто утверждают, что Алтер Ребе – это каббалистическая формулировка системы Рамбама. Определенная доля истины в этом есть. Также Алтер Ребе не отрицает существования физической стороны, определяемой у него как творение «из ничто». Но первичная материя – это не камень. Ты не должен думать о ней, точно не должен говорить о ней. Ты можешь только сказать, что есть дополнительный элемент речи, превращающий его в «чуждое существование». В то время как речь связана с «говорящим субъектом». Мы не будем сейчас вдаваться в подробности этой идеи. Можно сказать, что абсолютного «йеш» не существует. Есть лишь речь. Но чем более внешней становится речь, тем больше она воспринимается как собственно «йеш», как нечто абсолютное. Алтер Ребе говорит про «йеш меаин» в этом смысле. Так или иначе –речь оживляет реальность. Без слов – нет реальности.

Какую игру ты играешь

Это важный вопрос – какую игру ты играешь. Может быть, есть лучшая игра. Я тебе говорю, что есть. Мы живем в материалистической игре. Но речь молитвы – это совершенно другая речь. Это другой язык. Нужно объяснить почему. Но это – язык. Тот, кто поглощен чисто материалистической речью, будет обязан зачитывать на уроке из тетрадки. Иначе – он не сможет говорить. Он воспринимает лишь материалистическую речь, и не способен самоустраниться перед творческой силой, которая есть в нем. Он обеспокоен, что случится, если он забудет, что записано в тетрадке. Но ты можешь дать легитимацию другим мирам, другим выражениям. Возможно, они будут выглядеть странными, но они более воодушевляют. Более того, мир становится духовным. И это – главное. Это умножает и усиливает возможность контакта, возможность нашего самовыражения, возможность нашего постижения. Все это – в куда большей степени Эйн Соф. Даже на самом низком уровне, это куда более воодушевляет, чем холодный, чужой мир, определенный рационалистическим, понятийным образом. Когда мы начинаем это понимать – мир становится духовнее. Чем он менее материалистичен – тем он более духовен.

Я не психолог, но я слежу, как развивается мой сын. Я обратил внимание, что когда я запрещаю ему зажигать и гасить свет, он почти неизбежно продолжает делать это дальше. Я удивлялся, откуда это берется, и тогда я вспомнил мои собственные переживания из области раннего детства. И по-видимому, каждый ребенок проходит эти этапы развития, когда он открывает, к своему удивлению, что нажатие на что-то может сотворить свет, например. Для него – это настоящее чудо, Б-жественное откровение. Представьте себе, что перед нашими глазами происходило бы нечто подобное. Мы бы были неспособны оторваться от этого зрелища, не могли бы наглядеться на него.

Это спасает нас от скуки. Почему нажатие на кнопку выключателя для нас не чудо? – Ибо у нас есть на это объяснение.

В свое время даже ученые смеялись над Ньютоном когда он предложил им теорию силы притяжения. Явление, которое было в их глазах совершенно естественным, падение яблока, сейчас объяснялась посредством некоей мистической силы. Разве Ньютон объяснил что-то? Он изобрел слово, которое хорошо вписывается в формулы, можно с его помощью проводить арифметические вычисления. Но он не объяснил. Он просто придумал слово. С тем же успехом он мог бы сказать «черт». Сегодня мы не удивляемся понятию силы тяжести, поскольку наша мысль уже употребляет эту метафору. Но в сущности, что происходит, это то, что яблоко падает. «Сила тяжести» – это фантастический рассказ. Это ничего не объясняет – ты просто это так называешь. Все различие между природой и чудом – лишь привычка. Также в природе есть множество необъяснимых явлений. Но мы привыкли к ним, как об этом пишет Рамбан и авторы книг по мусару.

Теория относительности Эйнштейна – объяснение, что тело, которое движется со скоростью света, теряет свою массу (по-видимому, длину. Прим. переводчика) – кажется нам чудом. Многие фантастические произведения используют этот эффект для своей интриги. Почему это кажется нам чудом? Потому что наш мир построен на ньютоновской физике, а не на физике Эйнштейна. Теория Эйнштейна кажется нам странной, в точности также как современникам Ньютона казалась странной его теория о силе притяжения. Я уверен, что наши дети и внуки будут воспринимать мир иначе, и эти вещи не будут казаться им невозможными.

Не то, чтобы он понимал иначе мир – у него был другой мир, он жил в другом мире.

Это то, что я хочу сказать: что нет такой вещи, как «существующий мир». Если разобрать всю реальность на составные части, и дать им иные объяснения – ты увидишь, что существует иной мир. Это в точности интерпретация, которую я хотел дать речи.

Речь Б-жественная и человеческая

Ты спрашиваешь: ведь Алтер Ребе говорит о Б-жественном речении, а ты говоришь о человеческой речи. На каком основании ты это делаешь? Сейчас я объясню.

Алтер Ребе проводит различие между сосудом и светом. Он не отрицает существование материи, как это делали греки, говоря о «первичной материи». Первичная материя не существует. Также «бытие» у греков относится к форме, или к сущности, к речи, в понятиях Алтер Ребе. Здесь мы входим в рассмотрение вопроса, является ли реальность описанием, частью формы, или нет. Это дискуссия об онтологическом доказательстве бытия Б-га. Это похоже на книгу, когда я целиком поглощен ею. Я существую, или нет? Я прочитал ее или нет?

«Реальность» – это уже некоторый смысл. Есть события, у которых нет никакого вербального объяснения. Сегодня принято считать, что ребенок развивается в интеракции с миром. Он учится вести себя в реальном мире. Ребенок – это не философ, который думает, и дает объяснения. Но я утверждаю, что он идет, падает, и делает из этого вывод. Все, что он учит – это как себя вести. Также когда он говорит – он учится, как себя вести. Если он кричит «мама» – мама подойдет к нему, и это ему приятно. Если он кричит «папа» – он разве понимает, что это значит?

Мир «существует»? – Это все твое толкование.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Buzz
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир

Оставьте комментарий