Во вчерашнем «шиуре» Рамбама (по одному переку в день) остановился на фразе «цдуким, которые не верят в устную Тору».
Когда-то давным-давно, когда я только-только начинал свой путь в еврейство, помнится, я услышал замечательную фразу, давшую мне тогда много пищи для размышлений. Я не помню дословно, но вот смысл:
Все, что записано – это уже письменная Тора. Устная Тора – это то, что передается из уст в уста, от учителя ученику. В чем отличие? В Письменной Торе буквы передаются в точности, но смысл может измениться. В Устной Торе – буквы могут меняться, но смысл остается аутентичным.
[С точки зрения каббалы – письменная Тора соответствует сфире «хохма», «отец», а устная Тора – «бина», «мать». Соответственно, в Письменной Торе все очень сжато и неоднозначно [подобно тому, как пол ребенка можно изменить молитвой в течение первых сорока дней после зачатия], и только в устной Торе «все становится на места» [подобно материнской утробе, в которой формируются все органы ребенка].
В любом событии, которое происходит в мире, есть, собственно, само событие, и есть интерпретация, которую мы ему даем. «Вс-вышний смотрел в Тору и творил мир». Тора – модель мира. Как это в мире – также это и в Торе.
Иначе говоря, есть текст, и есть интерпретация текста. Текст – это Письменная Тора. Интерпретация – Устная Тора. Понятно, что это определение динамично, и, как только какая-то часть интерпретации записывается на бумагу – это сразу становится, в определенном смысле, письменной Торой[1].
Важно различать то, что записано, и то, какая интерпретация этому дается. В классическом определении устной и письменной традиций, как мы уже сказали, «записано» – это Пятикнижие Моисея, книги Пророков и Писания.
Как только какая-то часть устной традиции записывается – все позднейшее становится уже интерпретацией записанного. В этом смысле все записанное – это уже письменная Тора.
Что я, собственно, хочу сказать?
[Лирическое отступление: приписывается Баал Шем Тову следующая фраза: то, что я сказал – это одно, то, что Вы услышали – это совсем другое, и то, что будет записано – это нечто третье…]
Я помню один из первых своих фарбренгенов в Рховоте, у рава Глуховского.
Рав тогда очень подчеркивал, что очень важно понять «стиль» Ребе, а не просто цепляться за фразы (чем большинство из нас успешно занимаются…)
И рассказал следующую историю:
Когда я (рав Глуховский) только что приехал в Реховот (начало 80-х) – возникла конфликтная ситуация в школе в Нес Циона (там находится школа для девочек – сегодня – одна из лучших в Хабаде, или даже самая лучшая). Дети из Реховота тоже там учатся – своей школы для девочек в Хабаде в Рховоте нет до сего дня.
Директор не справлялся с управлением, дети уходили из школы – в общем, школа была на грани закрытия. Написали Ребе (не в игрот – это 80-е годы, написали Ребе лично…) и получили ответ: пусть соберутся все вместе и примут общее решение, и дальше действовать в соответствии с принятым решением.
Собрались, обсудили, пришли к выводу, что директор должен уйти. У директора не было больших иллюзий по поводу ситуации, и он согласился с принятым решением.
Прошло два года. Школа начала приходить в себя и подниматься.
Директор поехал к Ребе, прошел у Ребе на «долларах», и спросил: «нужно ли мне идти на пенсию или продолжать работать?» Ребе ответил:» продолжать работать». Директор возвращается в Эрец, приходит в управление сети школ («Решет») и говорит: «мне Ребе сказал вернуться в школу!»
Что делать?
— Я (рав Глуховский) тогда был совсем «зеленый», я только что приехал в Реховот, и я просто не знал как поступить. Я прекрасно понимал, что если этот человек вернется в школу – школа погибнет. С другой стороны – у него же есть ответ Ребе! Я пошел к старым хасидим, к р. Довиду Хензину, который тогда возглавлял Решет, просить совета. Р. Довид сказал мне: «У него есть ответ от Ребе? – Так какие могут быть вопросы!»
— Я все равно не мог согласиться с этим. Что-то внутри меня не давало мне согласиться с таким, кажется, очевидным, решением. Незадолго перед этим я прочитал вот такую историю:
В свое время Ребе Рашаб назначил своего сына, будущего Ребе Райаца, директором ешивы Томхей Тмимим. Ему было тогда лет семнадцать, если я не ошибаюсь. И однажды произошло вот что: один из учеников ешивы совершил какой-то проступок, и Ребе Райац наложил на него наказание. Ученик решил, что наказание слишком жестоко, дождался, пока Ребе Райаца не было в Любавич – он уехал по общественным делам — пришел к Ребе Рашабу, стал жаловаться и плакаться – пока Ребе Рашаб не отменил наложенное сыном наказание.
Ребе Райац вернулся домой, пришел к своему отцу на «йехидус» – докладывать о выполнении возложенного на него поручения.
Ребе Рашаб рассказал ему о ситуации с этим бохером.
И тут Ребе Райац заявляет своему отцу нечто совершенно неожиданное. Он говорит: Папа, я уважаю твое решение, но прошу уволить меня с поста директора ешивы. Если ты вмешиваешься в мои решения и отменяешь их – я не могу управлять ешивой!
Ребе Рашаб сказал: ты прав! И отменил свое решение, и вернул бохеру его наказание.
Когда я (рав Глуховский) прочитал эту историю (сам Ребе рассказал ее на одном из фарбренгенов), я подумал:
О чем, в сущности, эта история говорит? О том, что есть определенный стиль управления, который состоит в том, что «вышестоящая инстанция» (даже если это сам Ребе) не вмешивается и не отменяет решения нижестоящей (даже если это сын Ребе)!
Так как же может быть, чтобы Ребе вмешался в наше решение, принятое по совету самого же Ребе два года перед этим, и сейчас рекомендует нам вернуть этого директора назад?!
— Я пошел в свой «мисрад», в свой кабинет, написал письмо Ребе, изложил свои соображения (это при том, что «старые хасиды» считали, что ситуация понятна и однозначна, ведь «Ребе сказал…»), и стал ждать ответа..
Проходит месяц, другой, третий – уже скоро начало учебного года – ответа нет! Я решил написать Ребе еще одно письмо. «Я понимаю, что если Ребе не отвечает, значит, Ребе считает, что данный человек должен вернуться на свою должность. Я уважаю решение Ребе, но я не смогу работать вместе с этим человеком, и поэтому прошу снять с меня ответственность за управление школой…»
— Я написал письмо, и пошел в мисрад, чтобы его отправить. Я подхожу к факсу, и вижу, что там лежит какое-то письмо. Я вынимаю – ответ Ребе на мое предыдущее письмо!
«Всем известно, что ответ одной стороне не обязывает другую сторону» – ответил Ребе. – «Что касается школы в Нес Циона – это компетенция руководства сети школ, и если они не смогут решить сами – то компетенция Бейт Дин Рабаней Хабад в Эрец аКодеш».
Народ, сидевший на фарбренгене, был достаточно шокирован этой историей, и рав рассказал еще одну, еще «круче» в определенном смысле:
Я помню, как у нас тут были жених и невеста, и решили ставить хупу. Написали, как водится, Ребе – жених отдельно, невеста – отдельно (для меня было новость, если честно, что жених должен писать отдельно, а невеста – отдельно). Невеста довольно быстро получила стандартный ответ «аскомо уврохо» («согласие и благословение»). Жених ждет – и не получает ответа. Жениху посоветовали позвонить раву Гронеру, секретарю Ребе. «Перезвони мне завтра» – попросил секретарь, «Я попробую выяснить». На следующий день жених перезванивает и слышит «ты не получишь ответа»….
Я помню то сногсшибательное впечатление, которое произвела на меня эти две майсы, когда я их услышал впервые. Первая моя мысль, помнится, была: «Барух Гашем, кажется, я попал в хорошее место, к раву, который умеет «различать оттенки»…»
О чем, в сущности, говорят эта майсы (кроме того, тоже далеко не очевидного, принципа, что «ответ одной стороне не обязывают другую»)?
Что если ты не знаешь «контекст», «стиль» – то все можно понять с точностью наоборот! И у тебя будут все «буквы», и у тебя будет «черным по белому» сказано, что нужно делать так то и так то! И при этом, истинный смысл будет совершенно обратным!
Есть такое выражение: «пятая часть Шулхан Аруха» (слышал когда-то от рава Глуховского). Иначе говоря, неписанный закон, то, что называется «гдойло шимушо йойсер ми-лимудо», или, выражаясь современным языком, «прецедентное право», практика применения закона.
То, что очевидно для любого юриста, что «сухой» закон, без практики применения мало что означает практически – почему-то становится сложным для понимания, когда речь заходит о Торе. Но ведь, по сути, вся Тора – это прецедентное право. Вся Тора – это «пришли к раву такому-то, спросили то-то, и то-то, и рав ответил так и так», то что называется в Гемаре «маасэ рав» – и из этого выводится закон.
Если это относится к «открытой Торе», к области галахи – тем более и тем более, что это относится к «пнимиют аТора», к области духа, к области работы человека над собой. Алтер Ребе предупреждает в предисловии к Тании: это книга для учителя, это не книга для учеников! Если это было так 200 лет назад – что же сказать сейчас?
Один молодой человек написал Ребе письмо, что он хочет поститься все посты, о которых пишет Алтер Ребе в Тании. Надо видеть, что Ребе ему ответил[2]:
Меня испугало Ваше предположение, что Вы хотите начать поститься, и Вы опираетесь на то, что говорится в Игерес аТшуво Алтер Ребе, гл. 3, и еще добавляете, что Вы можете делать это также в летние дни. И если моего голоса послушаете, то немедленно по получении этого моего письма Вы должны отвергнуть эту идею, и если уже Вы поступали так три раза – Вам следует посадить трех друзей, и чтобы они сняли с Вас этот обет.
И я уже говорил об этом в другом месте, что в отличие от тех, кто ошибочно считают, что они устрожают для самих себя, тем, что они постятся и т.д., наоборот, в действительности это облегчение, а не устрожение, ибо посредством этого они устраняются от изучения Торы и молитвы как это требуется от них
Получается, Ребе своим письмом «отменяет» то, что «ясно» сказано в Тании, «Письменной Торе хасидизма»?
Но, как уже говорилось, без «устной Торы» – традиции, передаваемой из уст в уста, то, что ты слышишь от своего машпиа – нет настоящего понимания письменной, и человек остаешься «цдуки» – думает, что понимает, а в действительности ничего не понимает, думает, что делает все «по закону», а в действительности – одевает тфилин «на руку» – на ладонь, и «между глаз» – на лоб… Хорошо еще если он не толкует «око за око, зуб за зуб» буквально – вышибить другому глаз или выбить зуб…
[1] Письменная Тора, как известно, это Пять книг Моисея, плюс книги Пророков, плюс Писания. Все вместе это составляет двадцать четыре книги, составляющие Письменную Тору.
Все остальное: Мишна, Барайта, Мидрашим, Зогар, Вавилонский и Иерусалимский Талмуды, Шулхан Арух и вся многочисленная литература «ахароним» – это относится к устной Торе.
Изначально, «то, что записано – ты не имеешь права произносить наизусть, и то, что передается из уст в уста – запрещено записывать» – существовал запрет записывать устную традицию, и только во времена после разрушения второго Храма, когда возникла опасность, что устная традиция будет забыта – разрешили записать Мишну, и потом Талмуд и т.д.
Здесь, как понятно, речь идет о некоем неформальном принципе, важном для понимания того, что, собственно, происходит.
Истории замечательные. Однако, хочу отметить, что директор исказил слова Ребе. Ребе сказал ему «продолжай работать», а не «возвращайся в школу». Это ведь далеко не одно и то же.
Дело то не в этом. Ведь он наверняка и равину передал не только свою интерпретацию, но и дословно, что было сказано. И тем не менее… Только по финишу стало все понятно.