Основная модель в Творении для состояния «одно напротив другого» – двух вещей, подобных друг другу по своей сути, имеющих единый источник, и тем не менее, они находятся, одна из них – в высшем мире, а другая – в нижнем мире, одна напротив другой, полностью отражая друг друга – это разделение между «высшими водами» и «нижними водами».
Во второй день Творения Вс-вышний сказал: «да будет небосвод среди вод, да будет разделять между водами и водами», и с тех пор существует разделение между высшими и нижними водами, которые, единые в своем источнике, стоят друг напротив друга, отражая друг друга, как «вода лицом к лицу».
Это соотношение между высшими и нижними водами лучше, чем что-либо другое в творении, иллюстрирует соотношение между моделью и источником[1]. Все нижние модели существуют в отрыве от высшего источника – ибо есть небосвод, разделяющий между водами и водами. Этот небосвод разделяет между моделью и ее источником, и поэтому модель – пока человек не пробудится, чтобы раскрыть через нее высший источник – скрывает и прячет сокрытый в ней источник. Эта сломанная и оторванная от своего источника модель не очищена и не прозрачна, и поэтому она легко может превратиться в модель, сбивающую с толку, и подставляющую себя в качестве замены высшего источника. Объясним это следующей моделью:
Вода в каббале – символ наслаждения. «Воды взращивают все виды наслаждений». Высшие воды указывают на Б-жественные наслаждения, а нижние воды – на физические наслаждения. Очевидно, что физическое наслаждение происходит, ниспускаясь, из высшей Б-жественной сладости, и служит ясной и прекрасной моделью для понятия наслаждение вообще, тем самым показывая нам, что представляет собой Б-жественное наслаждение.
И, тем не менее, грубое физическое наслаждение не только не Б-жественно по своей сути, но еще полностью скрывает высший источник – тот, кто погружен в физические удовольствия – отдаляется от Б-жественного наслаждения. Он становится неспособным достичь Б-жественного наслаждения, и даже если приблизится к нему –не почувствует никакого удовольствия, поскольку его «вкус» уже испорчен, физическое наслаждение сменило у него Б-жественное (на которое должна была бы указывать модель – физическое наслаждение, без того, чтобы занять его место).
И так же любая физическая модель – если человек не трудится, чтобы очистить ее и раскрыть, каким образом она выражает Б-жественность – остается грубой и материалистичной, затеняющей Б-жественный источник. Сознания, что это модель Б-жественности, не сопровождаемого напряженным трудом, направленным на то, чтобы постичь ее внутренний смысл и очистить ее – совершенно недостаточно, ибо можно легко ошибиться и подумать, что Б-жественный источник относится к «тому же типу», что и его модель. Это грубая ошибка – это все равно, что прийти к заключению, что Б-жественное наслаждение подобно по своей сути физическому наслаждению.
Физические модели, упоминаемые в каббале – и даже первичные психологические модели, занимающиеся неочищенной животной душой – материалистичны по своей сути, и без должного погружения в них способны привести человека к ошибочному заключению, что Б-жественность действительно подобна своей материальной «модели». По этой причине некоторые мудрецы Израиля предостерегали от изучения каббалы (теми, чей мозг и сердце не очищены в достаточной мере), поскольку во всех ее моделях есть опасность «овеществления» для того, что не привык очищать модель и приближать ее, абстрагируя и возвышая, к своему Б-жественному «источнику».
С другой стороны, в хасидизме, занимающемся в основном утонченными моделями Б-жественной души – нет опасения овеществления, ибо модель души не оторвана и не отдалена столь существенно от своего высшего источника.
Чем отличается душа человека, функционирующая также в области «нижних вод», от всей остальной реальности, окружающей ее? В чем состоит сущностная утонченность души, отделяющая ее от всего окружения?
Хазал сказали, что «нижние воды плачут: ‘мы желаем предстать перед Царем'» – нижние воды плачут, из-за того, что они находятся внизу, и говорят, что также они хотят предстать перед Святым Царем, подобно высшим водам. Такой плач неведом всей реальности нижних миров, всем «моделям», «плавающим» в нижних водах. Лишь еврейская душа слышит этот плач, не забывая, как низко она пала, и не способная привыкнуть к этому. Душа, несмотря на то, что она находится под небесами, находится в точности под небесным окном, и поэтому она помнит о высших водах, и плачет и тоскует по ним. Этот плач смягчает эгоизм собственного «я», и превращает его эмоции из «каменного сердца» и «сердце из плоти», и смягченное сердце из плоти, плачущее и тоскующее по Б-жественности, раскрывается, как истинное отражение Б-жественности.
На самом деле плач души воздействует на всю «модель», соединяя ее с высшим источником. Когда душа занимается физическим наслаждением, плача при этом о том, что потеряла вкус Б-жественного наслаждения, она превращает физическое наслаждение в модель, менее скрывающую Б-жественность, и в большей степени выражающую ее. Душа, занимающаяся моделью из нашего мира, и плачущая о своем отдалении от Б-жественности, опасаясь овеществления и связанного с ним заблуждения, вносит измерение плача также в саму нижнюю модель, очищая ее и приближая ее к Б-жественности. И, если взять еще шире – в отношении всего существующего мира (заключающего в себе все модели нижних вод) слезы души – это есть связь с высшим миром, они поднимаются наверх без всякой преграды, поскольку «врата слез не закрываются», и каждая слеза, поднимающаяся наверх через «окно» небосвода – расширяет это окно, раскрытое между верхним и нижним мирами, и также очищает весь небосвод (пока сам небосвод не превратится из «разделяющего воды» в «соединяющий воды»). По этой причине все служение еврейской души в мире нижних вод характеризуется балансом между плачем и радостью – «плач в сердце моем с одной стороны, и радость в сердце моем – с другой». Душа плачет об отдалении модели от своего Б-жественного источника, но сам этот плач приближает источник к модели, и это приближение пробуждает радость и веселье в сердце.
[1] В ивритском источнике: משל ונמשל. Мне кажется, что это звучит лучше, чем «аллегория» и «мораль».