Смадар Шерло. Иудаизм «нью-эйдж». Ицхак Ройтман 24 августа 2021.

Иудаизм перед лицом изменяющейся культуры.

Продолжаем говорить о книге «Кто подвинул мой иудаизм», автор Смадар Шерло. Она и религиозная женщина, и исследователь. В следующем разделе Шарло пишет, что религия всегда должна говорить на языке современной ей культуры. Впервые мы столкнулись с этой мыслью, когда читали Гешеля. Когда мы установили, что язык современной культуры в значительной степени психологичен, мы обязаны перевести религию на этот язык. По большому счету, хасидизм занимается этим уже триста лет, но процесс активизировался, когда сама культура заговорила на языке психологии. Это ни хорошо, ни плохо. Просто, если религия перестает говорить на современном языке, она перестает быть релевантной.

Принципиально здесь, что из дихотомии добра и зла, злого и доброго начала,- что было сутью религии две тысячи лет,-  мы переходим к психологии, в которой добра и зла нет, в ней нет оценки. На языке хасидизма, это называется «нет левой стороны»… Исчезает диалог двух противоположных начал. На самом деле, это нечто мессианское. Существует идея, что Мошиах никого не будет осуждать, будет всех оправдывать, потому что будет видеть все причины, которые привели человека к греху. Это старая идея, но это и идея современной психотерапии.

Эпиграф из Розенцвайга. Там, где четыре локтя еврейского существования существуют без возражений, там не существует еврейская философия». То есть философия рождается, когда есть противоречия между еврейским образом жизни и окружающим миром. Еврейская философия родилась из диалога и конфликта с окружающими ее культурами. Не только философия, но весь этос, символы, надежды, действия, — формируются и изменяются в широком интеллектуальном и культурном контексте. Без него иудаизм не существует. В литературе философия иудаизма исследуется и обсуждается с точки зрения встречи с другими культурами. Греческой, христианской, исламской. Или в соответствии с изменениями в картине мира.

Последний этап, на котором в еврейской мысли остановилось (до недавних пор) исследование этого диалога, — это диалог, стык между нарративом модерна и сионизмом на стыке 19-20 веков.

Нарратив модерни рассказывает историю прогресса, секуляризации и человека,который становится свободным и ответственным за свою судьбу. Сионистский нарратив прекрасно вписался в нарратив модерни. Он пытается сформировать нового человека, который заменяет пассивное ожидание геулы на инициативу, а галутную оторванность – на возвращение в историю. Это хороший пример, как еврейская философия вписывается в историко-культурный контекст, в котором она существует.

У Герцля было очень мало времени сделать то, что он сделал. Момент, когда эти идеи были популярны, он мог реально действовать, встречаться с султаном, говорить о независимом государстве, измерялся буквально несколькими годами.  Если бы Герцль не сделал этого тогда, то не сделал бы никогда. Это показывает, как удачно сионизм вписался в контекст исторического момента. Еврейская религиозная мысль тогда смогла состыковать общемировой и светско-сионистский контексты и ответила на них.

Проблема, что сейчас мы хотим остаться с этим нарративом начала 20-го века (который прекрасно представляет рав Кук), и не хотим двигаться. Мир уже говорит на другом языке, мы отвечаем: «Ну а мы разговариваем на языке рава Кука». Безусловно, у рава Кука есть постмодернистские идеи, но в основном он остается, действует в рамках модерни. Он очень внимателен к контексту того времени, поэтому его статьи были эффективны и релевантны.

Но сегодня другое время. Так же, как иудаизм начала 20-го века привел себя в соответствие с тем временем, мы должны сделать это сейчас. Поэтому мы должны понять, в чем состоит современный культурный контекст, — мы сказали выше, что в его основе отход от бинарности, и поэтому я считаю нонсенсом разговоры о йецер а-ра. И дальше надо понять, каким образом это состыковать с иудаизмом, вписать новый смысл в старые понятия.

Также ортодоксальное мышление, отрицая модерн, на самом деле приняло его в своем опровержении. Но гегемония модернистского нарративна стала давать трещины в последние десятилетия. Рационалистский и позитивистский подход сменились духом сомнения, который задает новые вопросы еврейскому мышлению, еврейской философии и «четырем локтям» ее существования. Еврейский подход воспитан на истинах, на смыслах, а теперь настало время, когда само существование истины и лжи подвергается сомнению, всё считается относительным, догматические споры стали неинтересны. Даже споры о смысле потеряли  интерес. Интересно стало что-то другое.

Начали проявляться первые голоса диалога между еврейским мышлением и новыми направлениями духа постмодернистских авторов. Рабби Исраэль из Ружена говорил, что в последние три часа перед избавлением будет очень трудно остаться религиозным евреем. Так же трудно, как вскарабкаться на вертикальную гладкую железную стену. Если мы хотим понять выражение «три часа» как выражение конфликта в последние столетия между верой, с одной стороны, и последовательностью «просвещение – модерн – кризис модерна – начало постмодерна», то увидим странную картину. Пока религиозный еврей пытается ползти по гладкой отвесной стене модерна, за его спиной растет постмодерн, который подвергает сомнению основы модернистской культуры.

Мы видим, с одной стороны, много стыков между постмодернизмом и нью-эйдж, — например, отказ от когерентности, отказ от идеологии и приветствие мультикультурализма, — а с другой стороны, постмодерн, отрицающий все истины модерна, сменяется другим видом постмодерна, который связан с позитивизмом, оптимизмом, эмоциональностью и возвращением к религии. Но к религии, где главное мистика и тайны. Если модерн говорит, что мир постижим, и религии нет места, то постмодернизм утверждает, что религии, тайнам и мистике есть место.

Конфликт, который произвел внутриеврейский конфликт последних поколений, уступает место новому диалогу. С распространением культуры нью-эйдж, мы видим, что держаться за рациональность так же трудно, как карабкаться по гладкой железной стене. Наверное, здесь и коренится семя нового конфликта.

Широкие части израильского академического и идеологического дискурса остались позади этих изменений. Мир и сионизм стали меняться в сторону постмодерна, а академия осталась на модернистских позициях. Но положение меняется, по мере того, как культура нью-эйдж становится частью основной культуры, т.е. академические круги меняют свое прежнее отношение. Исследования вопросов культуры в Израиле увидели свет, они пытаются понять, в чем состоит культура нью-эйдж, применительно к иудаизму, и кажется, что это только начало.

В том отрывке, который мы прочли, главное, на мой взгляд, — что иудаизм не существует в вакууме, и язык окружающей культуры  обязательно влияет на религиозный язык. Религия теряет релевантность, если не откликается на это. Поскольку сегодняшний язык- психологичен и безоценочен, то можно рассматривать религиозные тексты на таком же языке и с точки зрения соответствия данной тенденции. Это сейчас главное.

На мой взгляд, самая большая проблема религии – идея награды и наказания, добра и зла, которая абсолютно не соответствует мировосприятию современного человека. Поэтому, когда я слышу слово «психология», оно значит для меня уход от этих моделей.

Сейчас Элуль, мы говорим о тшуве. Рав Кук в «Орот а-Тшува» начинает с классической концепции раскаяния. Он на этом не останавливается, он берет выше, чувствуя, что сегодня совсем другой дух тшувы. Но мы все еще сидим в модернистском или даже домодернистском, полуфеодальном восприятии тшувы (добро-зло, награда-наказание). Мне кажется, нам говорят: обновите свой словарь, способ взгляда на мир, на себя. И вполне можно смотреть на себя иначе. В хасидизме этого много. Ребе всегда подчеркивал, что сейчас время обращать внимание на позитив (делай то), а не на негатив (не делай это). Сейчас важно расставить акценты, чтобы в их ракурсе читать древние и современные тексты. То есть понять:  вот модерн, вот постмодерн, вот тема добра и зла; тогда нам легче ориентироваться, что из изучаемого нами для нас релевантно и в какой степени.

Многие баалей-тшува теряются, когда Тания говорит одно, а Ребе, как будто бы, другое. Их сбивают с толку те, кто пытается вернуть представления о тшуве 150-летней давности. В этом, например, расходятся Ребе и рав Гинзбург. Я вижу, что путь, который Ребе наметил 50 лет назад, оказался правильным, с этим связан успех ХАБАДа – искать в себе позитив, это интересно  людям. А движение, которое выискивает в себе мыслимые и немыслимые недостатки, остается невостребованным.

Вопрос, не «как правильно», а «как более эффективно», кто успешнее сделает тшуву, — те, кто концентрируется на негативе или на позитиве, и ответ мы узнаем только экспериментальным путем.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Buzz
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир

Оставьте комментарий